— Передавай в штаб полка: Противник продолжает наращивать наступающую группировку. Наблюдаю свыше двух полков пехоты. Ожидаю попытку прорыва. Все понял? — Майор с совершенно невыразительным взглядом посмотрел на дежурного связиста.
— Так точно! — Вытянулся по стойке смирно и взял по козырек, сержант.
— Исполняй. — После чего Севастьянов подошел на пункт наблюдения и тихо спросил поручика. — Какая дистанция?
— Прошли отметку две мили.
— Хорошо. Петька! — Крикнул он ординарца.
— Я!
— Пройди по всем позициям. Передай мой приказ. Цинки распечатать. Патронов не жалеть. Огонь открывать по готовности с отметки четыреста. Все понял?
— Так точно!
— Бегом марш!
Ординарец побежал так быстро, как мог. А майор сел на лавочку перед столом с картой, откинулся назад и закрыл глаза. Конечно, Иван Петрович прекрасно понимал, что турки отвратительно воюют, что их подготовка ниже допустимых пределов, а командование совершенно не знакомо с оперативным искусством и совершенно недееспособно. Но такого численного превосходства в одной единой атаке Севастьянов еще никогда не наблюдал и серьезно опасался того, что его бойцы дрогнут, не выдержав психической нагрузки. Так прошло некоторое время. Из практически забытья его выдернул рокот пулемета, расположенного в ближайшем к туркам дзоте. Спустя несколько секунд к нему присоединился буквально шквал выстрелов, причем нарастающий. Шестнадцать механических пулеметов, бьющих со скорострельностью двести пятьдесят выстрелов в минуту и без малого тысяча винтовок, позволяющих выкладывать по пять-шесть прицельных выстрелов в минуту, создали на направление главного удара турок дикую плотность огня. По местным меркам разумеется. На те два километра фронта обрушивалось каждую минуту по девять тысяч пуль, которые не щадили ничего живое.
Услышав звуки начала заградительного огня, Севастьянов быстро встал и подошел к наблюдательному пункту. Взглянул в бинокль и через минуту развернулся и пошел обратно к карте.
Смотреть там было не на что. Плотные батальонные колонны турецкой пехоты натыкались на очень плотный огонь и таяли на глазах, буквально за минуты превращаясь в весьма разреженную субстанцию. Но турецкие солдаты продолжали наступать, несмотря на совершенно дикие потери. Батальоны испарялись один за другим. Как позже узнали, Исмаил-бей приказал выдать солдатам стимулирующие средства — а точнее пропагандистские речи религиозного характера, благотворно легшие на серьезные порции опиума. Это и определило довольно высокий уровень психологической стойкости наступающих турецких частей под столь губительным огнем неприятеля.
Спустя час стрельба прекратилась — все турки, принявшие участие в наступление, были либо убиты, либо ранены, либо обращены в бегство, несмотря ни на что.
— Иван Петрович, — на командный пункт зашел командир первой роты, козырнув. — Ваше задание выполнено. Атака противника отбита.
— Доложите о потерях.
— Потерь в живой силе нет. Материальная часть исправна.
— Как с патронами?
— На второй такой шквал не хватит.
— Ясно. Приведите в порядок оборонительный рубеж. Поправьте маскировку. Соберите стреляные гильзы, но без фанатизма. Рыть землю носом не нужно. Как все будет готово, доложитесь. Все ясно?
— Так точно.
— Исполняйте.
После подошли и остальные командиры рот.
Итог боя был просто неописуемый. С одной стороны весь личный состав понимал, что они остановили ораву противника. Причем без потерь со своей стороны. Все живы-здоровы, а противник вон в поле лежит штабелями. С другой стороны, парням было очень тяжело осознавать то, сколько они сегодня перемололи людей. У многих солдат наблюдалась сложнейшая психологически неустойчивая реакция, сочетающая в себе восторг с ужасом.
Да и что говорить о рядовом составе. Сам командир батальона — майор Севастьянов не смог наблюдать этот, фактически расстрел турок. Психика у него было хоть и крепкая, но внутри все равно что-то неприятно ворочалось.
— Дежурный! — Рядом возник дежурный связист.
— Передайте в полк, что атаку противника отразили. Потерь не имеем. Нуждаемся в патронах.
Впрочем, второго нападения не произошло. Исмаил-бей, спустя три часа после завершения неудачной атаки на населенный пункт Басарабово, капитулировал. Слишком ужасающими были потери гарнизона. Да и на северном берегу Дуная, ситуация была критической. Русские не наступали, но легче от этого туркам не становилось — методичный обстрел шрапнелями по корректировке с вызывающих у коменданта крепости зубовный скрежет воздушных шаров, буквально выкашивал обороняющихся. Сражаться дальше было бессмысленно.
Глава 10
12 сентября 1870 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец.
…
— Я вас внимательно слушаю, — совершенно спокойно сказал Александр, глядя на мнущуюся в дверях компанию из Милютина, Путятина и Киселева. — Что-то случилось? Присаживайтесь, что вы в дверях стоите?
— На Кавказе, в тылу нашей армии началось восстание, — несколько отрешенно сказал Киселев. — Крупное восстание.
— Что? — Александр удивленно поднял бровь. — Алексей Петрович, — обратился он к главе имперской разведки, — не проясните ситуацию?
— Признаться, пояснять пока особенно нечего. — Смущенно пожал плечами Путятин. — Южнее реки Терек началось организованное восстание мусульман. Довольно крупное. По крайней мере, от терских казаков поступают тревожные сведения.
— Есть какие-то конкретные числа?
— По последним сводкам, южнее Терека действует свыше двадцати тысяч повстанцев.
— Каков характер вооружения?
— Я не уверен, но по предварительным сведениям вооружение повстанцев довольно приличное. Пушек нет, но вот с ручным огнестрельным оружием все не так плохо.
— Говорите яснее, — Александр начинал злиться. — И хватит мяться! Появилась проблема и мы должны ее решить. Вы меня поняли?
— Да, Ваше Императорское Величество, — хором ответили все трое.
— Итак. Что не так со стрелковым вооружением повстанцев?
— У них дульнозарядные винтовки. Английские.
— Канал поставки и поставщик известен?
— С поставщиком не разобрались, все очень путано. А поступили они из Османской Империи. По донесениям казаков винтовки новые. Мы предполагаем, что это кто-то из европейских игроков.
— Очень на то похоже.
— Эм… — снова замялся Путятин. — Мы считаем, что вероятнее всего это английские поставки. Они себя именно так и проявили в прошлую Кавказскую войну.
— Зачем им так себя подставлять? — Задумчиво произнес Киселев.
— Винтовки мог купить кто угодно. — Продолжил мысль Путятина Александр. — Их осознанное участие в этом деле совершенно недоказуемо. Это могли быть и французы, и пруссаки. Да кто угодно. Даже Норвегия или Дания, в отместку на нашу возню со Швецией. Ладно. Что еще известно?
…
Когда делегация ушла, Александр откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и на него нахлынули воспоминания о том, как он воевал там, на Кавказе в своей прошлой жизни. За какой-то несколько минут в голове проплыли все эпизоды, десятки, сотни лиц, идущих одним сплошным потоком.
***
Алексей Петрович Путятин был в глубокой задумчивости. Восстание, охватившее часть земель к югу от Терека пока находилось в локализованной форме, но весьма приличная численность инсургентов заставляла серьезно опасаться их прорыва на железную дорогу и перекрытие ими основного канала поставок нашей военной группировке в Малой Азии.
— Алексей Петрович, — Путятина практически из транса вырвал знакомый голос.
— А, Дмитрий Алексеевич, — сдавленно улыбнулся начальник имперской контрразведки.
— Что делать будем? Вижу, вы тоже про причерноморскую железнодорожную магистраль думаете?
— Снимать резервные бригады с турецкого фронта, я думаю, нам никто не позволит, не говоря уже о полноценных частях. А казаков может не хватить. А те, что нормально вооружены, находятся либо в отдельных сотнях на фронтах, либо в двух полках резерва. Мы же тогда под эти части выгребли буквально все лучшее, что имелось в Донском, Кубанском и Терском войске. Даже несколько устаревшие пушки Армстронга — и те забрали. Как быть? Чем их останавливать? А если промедлить, то восстание может разгореться подобно предыдущей Кавказской войне. — Взгляд Путятина был совершенно покрыт своего рода завесой некоего отчаяния, которая отчетливо читалась Дмитрием Алексеевичем.
— Допустим не все так плохо. С вооружением мы можем помочь. Под Оренбургом формируется кавалерийский корпус, у которого в наличии свыше десяти тысяч магазинных винтовок под револьверный патрон и столько же полновесных пехотных образцов.
